3.1.
Проблема языка как объекта филологии в ее истории
В
XX в. естественный человеческий язык признается объектом филологии. Проблема
языка как объекта филологии и предмета лингвистики восходит к лингвистическим
традициям, у истоков которых стоят В. фон Гумбольдт и Ф. де Соссюр. Рассматривая
отношения филологии и лингвистики, Фердинанд де Соссюр заявляет, что филология
резко отличается от лингвистики: «Язык не является единственным объектом
филологии: она прежде всего ставит себе задачу устанавливать, толковать и
комментировать тексты. Эта основная задача приводит ее также к занятиям историей
литературы, быта, социальных институтов и т.п. ...ее интересы лежат почти
исключительно в области греческих и римских древностей». Язык востребован
филологией для того, «чтобы сравнивать тексты различных эпох, определять язык,
свойственный данному автору, расшифровывать и разъяснять надписи на архаических
или плохо известных языках». В лингвистике же «язык представляет собою
целостность сам по себе...» [Соссюр 1977: 39-40, 48].
На
современном этапе развития филологии
сохраняется задача изучения древних
текстов
– в классической и национальной филологии (в последней — при исследовании языка
и литературы древних периодов), при работе с вновь находимыми текстами. Так, в
XX в. в Египте были найдены многие древнегреческие документы, написанные на
папирусе. Эти документы были утрачены уже в эпоху античности. Возникает
папирология (др.-греч.
papyros
–
вероятно, грецизированная форма древнеегипетского слова «царский») –
вспомогательная историко-филологическая дисциплина, близкая к
палеографии.
В XX в. в сфере филологии
находится изучение
языка художественной литературы и языка устного народнопоэтического
творчества. Язык есть первооснова («первоэлемент»)
литературы. Языки художественной литературы и устного народно-поэтического
творчества имеют свою специфику в сравнении с общенародным языком: в основе
языка художественной литературы лежит общенародный язык в его литературной
форме; в основе же языка фольклора – диалект. Но несмотря на эти различия язык
художественной литературы и язык фольклора – это язык: «...поэзия пишется не
идеями, а словами» (Малларме).
В XX в., особенно во второй
половине, заметно развивается специализация
языка в разных сферах деятельности – журналистике,
рекламе, политике и др. Так возникают или развиваются наряду с языком
художественной литературы и языком фольклора и иные разновидности языка – языки
журналистики, рекламы, политики, права и т.д. Соответственно в филологии
складываются новые научные дисциплины: политическая лингвистика, юридическая
лингвистика, рекламоведение и др.
Кроме того, филология на современном
этапе своего развития
сохраняет ответственность за решение проблемы понимания –
главной проблемы человеческого существования. Понимание в наше время осложняется
многими факторами, связанными с языком. Укажем два из
них.
Первый
фактор: с конца XX – начала XXI
в. идут небывало активные процессы
взаимодействия языков, их более свободного «перемещения»
в пространстве. Недаром с середины 1980-х годов в нашей стране ведутся дискуссии
о роли англоязычного влияния на русский язык. В ходе дискуссий среди рядовых
носителей языка, нередко политически ангажированных, выдвигается следующий
тезис: не уничтожается ли этим влиянием русский язык как воплощение духа
русского народа?
Приведенный «осложняющий» фактор
требует более широкого изучения, чем собственно лингвистическое. Он требует
обращения к широкому контексту существования и развития языка: важно понять и
специфику культуры народа, и значимость художественной литературы в культуре.
Второй
фактор: в
процессах речевой коммуникации повышается роль
посредников. Из таких
посредников наиболее заметен в наше время Интернет. При решении проблемы
понимания этот посредник требует нового обращения к филологии: язык Интернета –
это еще один язык, прибавившийся к языку художественной литературы,
политическому, деловому и др. В этом языке понимание обрастает своими
трудностями. Одна из причин этих трудностей кроется в том, что на процессы
интернет-коммуникации воздействуют нормы, принятые в непосредственном (устном) и
опосредованном (письменном) общении.
Таким образом, вопрос – почему язык
является объектом современной филологии имеет несколько ответов: такова
традиция; все науки, входящие в современную филологию, имеют дело с языком; в
современной филологии как целом существуют такие ключевые проблемы, связанные с
языком, которые решаются только при совокупном усилии филологических наук
[Чувакин 2011: 67-73].
3.2. Естественный человеческий язык как система (Ф. де Соссюр) и
как «духовная энергия народа», «дух народа» (В.
Гумбольдт)
Понимание языка в современной
лингвистике восходит к идеям В. фон Гумбольдта (1767-1835) и Ф. де Соссюра
(1857-1913), создавших два фундаментальных представления о
языке.
Пытаясь определить сущность языка,
В. Гумбольдт дает несколько определений языка: «… язык есть нечто постоянное и вместе с
тем в каждый данный момент преходящее... Язык есть не продукт деятельности
(Ergon), а деятельность (Energeia)». Он полагает, что языкознание не решит
ни одного вопроса, если оно не поднимется до понимания языка как деятельности
духа. Для него дух народа – это комплекс интеллектуальных и культурных ценностей
народа, его духовное своеобразие. «Язык
представляет собой беспрерывную деятельность духа…». Понять сущность языка
можно только в том случае, если рассматривать язык в тесной связи с
формированием «духа народа», поскольку «язык в своих взаимозависимых связях есть
создание национального языкового сознания». Язык и «дух народа» настолько
взаимосвязаны, что если существует одно, другое можно вывести из него. Эта связь
нашла свое отражение в знаменитом высказывании Гумбольдта: «Язык есть как бы внешнее проявление духа
народа; его язык есть его дух, и его дух есть его язык – трудно себе представить
что-либо более тождественное».
Главная заслуга Ф. де Соссюра перед
лингвистикой ХХ века заключается в том, что он обратил внимание на знаковую и
системную природы языка. «Язык – это
система знаков». Лингвистический знак не выступает обособленно в языке, он
является частью системы. иными словами, каждый лингвистический знак соотносится
с другими лингвистическими знаками. Язык рассматривается Ф. де Соссюром прежде
всего как система, и изучение элементов языка рекомендуется производить, исходя
из системного характера языка, помня. что они представляют собой части
определенной системы: «Язык есть
система, все части которой могут и должны рассматриваться в их синхронической
взаимообусловленности».
Каждый знак имеет
две стороны: означающее (план выражения) и означаемое (план содержания). В связи
с этим надо объяснить тезис Соссюра, что «язык есть форма, а не субстанция».
Поскольку языковой знак двусторонен и включает в себя как звуковой образ
(означающее), так и значение (означаемое), то этим тезисом утверждается, что
язык есть форма, средство выражения всякого содержания и что язык не следует
смешивать с содержанием высказываемого.
Сложность
природы языка состоит в том, что он есть и деятельность, и система знаков
одновременно. Поэтому на
основе идей Гумбольдта и Соссюра язык изучается как знаковая система в процессах
ее «жизни». [Чувакин 2011: 75].
Наиболее ярким интерпретатором идей
В. Гумбольдта в русской традиции, бесспорно, был А. А. Потебня. Следует, однако,
отметить, что в его книге «Мысль и язык», где он непосредственно обращается
идеям Гумбольдта особое внимание Потебни привлекла идея о том, что язык есть
деятельность. Эта мысль помогла Потебне понять сущность языка как динамического
процесса совершенствования языковых форм. Иногда говорят, что Потебня развивает
гумбольдтовские идеи на русской почве. Преемственность между взглядами Потебни и
идеями Гумбольдта не вызывает сомнений, но положениям Гумбольдта Потебня придает
иное лингвистическое истолкование, вкладывает в них другое
содержание.
Влияние В. Гумбольдта на А. А.
Потебню так же, как и на Д. Н. Овсяннико-Куликовского и его учеников, ощущается
в большей мере в тех работах, которые касаются общеэстетических и
теоретико-литературоведческих проблем.
Повышению
интереса к социальной стороне языка в значительной мере способствовала
деятельность языковедов этнолингвистического направления, возникшего за рубежом
как дальнейшее развитие идей В. Гумбольдта (ср. работы Э. Сепира и Б.
Уорфа.)
Идеи Гумбольдта в значительной мере
развивают современные неогумбольдтианцы, из которых наиболее видным
представителем является Лео Вейсгербер. Так же, как и Гумбольдт, Вейсгербер
объявляет язык мысленным «промежуточным миром» (Zwischenwelt), который есть
результат взаимодействия мира вещей и мира сознания.
В самой тесной связи со взглядами В.
Гумбольдта и его последователей находится также так называемая гипотеза Сепира –
Уорфа. Язык, по мнению Э. Сепира, служит руководством к восприятию «социальной
действительности». Факты свидетельствуют о том, что реальный мир в значительной
мере бессознательно строится на языковых нормах данного общества.
Литературоведение
видит в языке инструмент словесного творчества. [Чувакин 2011:
75].
В литературе человек предстает говорящим, чему
принципиальное значение придавал М. М. Бахтин: «Основная особенность литературы
– язык здесь не только средство коммуникации и выражения-изображения, но и
объект изображения». Далее он утверждал, что «литература не просто использование
языка, а его художественное познание» и что «основная проблема ее изучения» —
это «проблема взаимоотношений изображающей и изображаемой речи» [Бахтин 1996:
287-289].
Ни одной из культурных областей,
кроме поэзии, язык весь не нужен: познанию совершенно не нужно сложное
своеобразие звуковой стороны слова в ее качественной и количественной стороне,
не нужно многообразие возможных интонаций, не нужно чувство движения
артикуляционных органов и проч. То же самое приходится сказать и о других
областях культурного творчества: все они не обходятся без языка, но берут в нем
весьма немногое. Только в поэзии язык раскрывает все свои возможности, ибо
требования к нему здесь максимальные: все стороны его напряжены до крайности,
доходят до своих последних пределов. Поэзия как бы выжимает все соки из языка, и
язык превосходит здесь себя самого. Она использует лингвистический язык
совершенно особым образом: язык нужен поэзии весь, всесторонне и во всех своих
моментах, ни к одному нюансу лингвистического слова не остается равнодушной
поэзия.
Но, будучи столь требовательной к
языку, поэзия тем не менее преодолевает его как язык, как лингвистическую
определенность. Поэзия не является исключением из общего для всех искусств
положения: художественное творчество, определяемое по отношению к материалу,
есть его преодоление.
«Не перепрыгивать через
лингвистический язык должна и эстетика словесного творчества, но воспользоваться
всей работой лингвистики для понимания техники творчества поэта на основе
правильного понимания места материала в художественном творчестве, с одной
стороны, и своеобразия эстетического объекта», – пишет М.М.
Бахтин.
Запечатлевая процессы мышления
людей, а также эмоции, чувства и способы их языкового выражения на разных
исторических этапах, язык художественной литературы является своеобразным
зеркалом, которое отражает языковую картину разных эпох. А произведения
художественной литературы становятся историческими памятниками, которые содержат
в себе языковой материал и свидетельствуют об эволюции языка от древних времен
до настоящего времени.
В
литературных произведениях средством создания художественных образов является
язык. Так как сфера действия языка, названного К. Марксом «непосредственной
действительностью мысли», почти безгранична, то почти безграничны и рамки
литературного изображения, вмещающие в себя великое многообразие жизни в ее
непрестанном движении. На это справедливо указывал М. Горький: «Первоэлементом литературы является язык,
основное орудие ее и – вместе с фактами, явлениями жизни – материал
литературы».
В
исследованиях литературы ХХ в. (в особенности модернизма) выработалось иное
понятие: поэтический язык, понимаемый не только как система правил создания
художественного текста, но и как особый код.
В рамках такого подхода методология понимания текста утрачивает строгость
предметной специфицикации, – и философский анализ текста, в предельной своей
реализации, оказывается анализом лингвистическим.
Близкий
к экспрессионизму, португальский поэт Ахтерберг зачастую отвергает традиционный
поэтический язык с эпитетами и прочими красивостями и пользуется сугубо деловым
языком, с сокращениями, цифрами и обыденными образами. Он любит употреблять
научные и технические термины из области химии и физики, ботаники, психиатрии и
т. д. (в частности, в названиях стихотворений и даже сборников — «Электролиз»
(1947), «Квадратура» (1949), «Эмбрион» (1946). Естественнонаучные понятия
становятся неожиданными метафорами разных аспектов центральной темы. Так, осмос
— односторонний перенос растворителя через полупроницаемую перегородку-мембрану,
отделяющую раствор от чистого растворителя или раствора меньшей концентрации
(БЭС. М., 1997). Существенно изменяется в
современном поэтическом сознании и роль рифмы: с одной стороны, часть поэтов
демонстративно отказывается от подобного, по их мнению, избыточного украшения
стиха, с другой – именно рифма оказывается в ряде некоторых новационных
феноменов нового поэтического дискурса одним из доминантных его признаков.
Таким
образом, следует признать, что основным направлением развития новейшей русской
поэзии является противостояние традиционного текста классического типа и
трансформированной (новационной) модели. И в этом отношении оказывается очень
важным то обстоятельство, что даже графика, считавшаяся до недавнего времени
константным признаком поэтического текста, стала подвергаться активной
перестройке и трансформации.
В футуризме – одном из наиболее агрессивных модернистских течений
– разрушение традиционного поэтического дискурса доходило до радикальных
контекстов: 1) трансформация привычного синтаксиса (отказ от знаков препинания,
культивирование «телеграфного стиля») и этимологии, 2) расширение словаря и
словообразовательное экспериментаторство, 3) создание заумного (универсального)
языка, 4) разрушение поэтических канонов и образование новой системы
стихотворных и жанровых форм на основе тематических интервенций.
Звукоподражания, математические символы, коллажи, игра шрифтами, синтез
вербального и иконического – все это, по мнению футуристов, должно было
разрушить традиционную, однозначную связь слова и смысла и создать новые
художественные формы, соответствующие стремительно изменяющемуся миру.
Филологичность авторов выразилась в появлении произведений,
речевая ткань которых существенно отличалась от практической речи (включая и
различные формы зауми). Преодоление материала относилось не только к
«жизненному» материалу, но и к языку. Результатом преодоления явились
неповторимые индивидуальные языки В. Хлебникова, В. Маяковского, А. Платонова,
О. Мандельштама. Еще одна существенная особенность литературы ХХ в.,
непосредственно связанная со свойствами ее языка — теоретическая активность
автора.
Для более полной,
точной, яркой и образной передачи своих мыслей, чувств и оценок автор текста
может использовать различные средства языковой выразительности. Языковая выразительность – это свойство
сказанного или написанного своей словесной формой привлекать особое внимание
читателя или слушателя, производить на него сильное впечатление. В основе
языковой выразительности всегда лежит новизна, своеобразие, некоторая
необычность, отступление от привычного и
обыкновенного.
Средства языковой
выразительности многообразны. Особое место среди них занимают так называемые
средства художественной изобразительности
(художественно-изобразительные
средства: звукопись, метафоры, олицетворения, гиперболы и т. д.), основанные на
использовании специальных приемов и способов сочетания звуков, слов,
словосочетаний, предложений. Однако выразительность текста создается не только с
помощью использования специальных художественно-изобразительных средств.
Значительные выразительные ресурсы заключены в лексике и фразеологии языка, а
также в его грамматическом строе и фонетических особенностях. Именно поэтому
можно говорить о выразительных средствах языка на всех его уровнях: фонетики,
лексики и фразеологии, морфологии и словообразования,
синтаксиса.
3.3. Слово и предложение как основные единицы
языка
Традиционная лингвистическая
теория оперирует двумя основными единицами лингвистического описания —
словом
и предложением.
Как служба понимания филология помогает
выполнению одной из главных человеческих задач — понять другого человека и другую
культуру, другую эпоху). С этой точки зрения особенное значение приобретает
основной объект филологического исследования – человеческое слово.
Проблема слова
принадлежит к одной из наиболее дискуссионных лингвистических проблем.
Дискуссионный характер
предложенных в науке определений слова обусловливается несколькими причинами.
Во-первых, в слове переплетаются разноуровневые явления – фонетические,
морфемные, словообразовательные, морфологические, собственно лексические и
синтаксические. Во-вторых, в разных языках слова характеризуются не только
общими, но и специфическими свойствами (ср., например, слово в китайском и в
русском языках). В-третьих, слово является объектом изучения не только
лингвистики, но и логики, психологии, философии, семиотики, теории информации,
социо- и этнолингвистики. Все это усложняет задачу унифицированного определения
слова, которое удовлетворяло бы все типологически разные теории слова. Поэтому
одни ученые поиск определения слова считают нецелесообразным (Ф. де Соссюр, Ш.
Балли), другие ограничиваются выявлением лишь отдельных свойств, признаков или
функций слова (В. Дорошевский), третьи предлагают формулировки определений слова
для каждого морфологического типа языков (как это делает, например, К. А.
Левковская для флективных языков).
Столь
противоречивые точки зрения привели известного французского лингвиста Жозефа
Вандриеса к заключению, что «слову нельзя дать общего определения,
соответствующего всем языкам» [Вандриес 1937]. Эту же точку зрения принимает и
Л. В. Щерба, утверждая, что понятия «слово вообще» не существует. Американские
дескриптивисты пришли к еще более радикальным выводам, заменив понятие слова
понятием морфемы (Г. Глисон, Э. Хэмп и др.).
Однако
полностью отрешиться от мысли о слове как основной единице языка невозможно.
Даже Ф.де Соссюр вынужден был признать: «...слово, несмотря на все трудности,
связанные с определением этого понятия, есть единица, неотступно
представляющаяся нашему уму как нечто центральное в механизме языка; одной этой
темы было бы достаточно для целого тома» [1977: 143].
В
др.-греческой философии (Платон, Аристотель) основное внимание уделялось
семантической стороне слова – его отношению к обозначаемому предмету и к идее о
нем. Морфологический аспект был объектом внимания Варрона и особенно
александрийских грамматиков. Дионисий Фракийский определял слово как «наименьшую
часть связной речи», причем словооб-разовательные и словоизменительные категории
в равной степени включались в признаки частей речи. В эпоху средневековья в
Европе исследовалась в основном семантическая сторона слова, его отношение к
вещам и понятиям, тогда как арабские грамматисты детально анализировали его
морфологическую структуру.
Грамматика
Пор-Рояля, определяя слово как ряд «членораздельных звуков, из которых люди
составляют знаки для обозначения своих мыслей», отмечает и формально-звуковую и
содержательную стороны слова.
В Х1Х в.
основное внимание уделялось анализу содержательной стороны слова. Большую роль в
этом сыграла разработка понятия о внутренней форме слова (В. фон Гумбольдт, А.
А. Потебня). Семантические процессы в слове детально исследовались Г. Паулем, М.
Бреалем, М. М. Покровским. Одновременно углублялась теория грамматической формы
слова. В. Гумбольдт положил ее в основу типологической классификации языков.
В России
морфология слова исследовалась А.А. Потебней и Ф. Ф. Фортунатовым, которые
различали слова самостоятельные (вещественные, лексические, полные) и служебные
(формальные, грамматические, частичные). Синтезируя предшествующие взгляды на
слово, А. Мейе определил его как связь определенного значения с определенной
совокупностью звуков, способной к определенному грамматическому употреблению,
отметив, т. о., три признака слова, но не проанализировав, однако, критерии их
выделения.
Системный
подход к языку поставил в изучении слова новые задачи: определение слова, как
единицы языка, критерии его выделения, изучение содержательной стороны слова,
методов ее анализа; исследование системности лексики; изучение слова в языке и
речи, в тексте. Особую сложность представляет выделение слова как единицы языка
и речи.
В истории
науки было выдвинуто более 70 различных критериев определения слова, в основе
которых лежали графические (орфографические), фонетические, структурные,
грамматические, синтаксические, семантические, системные принципы [Энциклопедия
языкознания. Электронный ресурс: jazykoznanie.ru].
Структурная
целостность (непроницаемость) слова предполагает, что его элементы не могут быть
расчленены, переставлены или усечены без нарушения семантической или
грамматической целостности. Однако и этот критерий не абсолютен. Так, в
португальском языке служебное местоимение может помещаться между основой и
флексией будущего времени (vos darei
> dar-vos-ei «/я/ вам дам»),
проблема целостности возникает в связи с немецкими глаголами, имеющими отделимые
приставки (ср. anfangen «начинать» я
ich fange an «начинаю»), с русскими
отрицательными местоимениями (ср. никто < ни у кого) и др.
Носители
языка спонтанно, без труда, выделяют слова в потоке речи и употребляют их
обособленно. Трудности выделения они испытывают в тех же случаях, что и
специалисты. Хотя люди говорят фразами, они помнят и знают язык, прежде всего
через слова. Слова служат средством закрепления в языке и передачи в речи знаний
и опыта людей, поэтому знание языка связано, прежде всего, со знанием слов.
Слово выступает
основным строительным материалом высказываний, с помощью которых реализуется
общение между людьми. Оно является основной единицей наименования фактов
действительности, а также восприятий, мыслей, чувств человека, вызванных этими
фактами. Таким способом смысловая функция слова как единицы информации включает
формирование понятия и передаваемость соответствующего мыслительного образа в
процессе коммуникации. Основная функция слова – номинативная,
знакообозначающая, а основное свойство – единство формы и содержания, звучания и
значения.
Центральное место слова в системе языка
предопределяется тем, что все другие единицы языка (фонемы, морфемы,
предложения, словосочетания) в той или другой степени воспринимаются на фоне
слова и связанны с ним системными отношениями. Статус фонемы как единицы языка
определяется ее ролью в смысловой и формальной дифференциации слов, морфемы, как
минимальной значимой единицы языка определяется конструированиям слова, а
предложения как наивысшей в иерархи значимой единицы языка –словами в роли его
составляющих частей. Следовательно, слово выступает центральной единицей,
которая пронизывает всю языковую систему.
Слово обладает позиционной
самостоятельностью. Позиционная самостоятельность заключается в
отсутствии у слова жесткой линейной связи со словами, соседними в речевой цепи,
в возможности в большинстве случаев отделить его от «соседей» вставкой другого
или других слов, в широкой подвижности, перемещаемости слова в предложении.
Ср.: Сегодня теплая погода. Сегодня очень
теплая и сухая погода. Погода сегодня теплая. Теплая сегодня погода! и т. п.
[Маслов: §
89].
Более высокая ступень самостоятельности слова
– синтаксическая самостоятельность, которая заключается в его способности
получать синтаксическую функцию, выступая в качестве отдельного однословного
предложения или же члена предложения (подлежащего, сказуемого, дополнения и т.
д.). Синтаксическая
самостоятельность свойственна не всем словам. Служебные слова не могут быть ни
отдельными предложениями.
Таким
образом, основными признаками слова как единицы языка следует признать: а)
звуковую оформленность слова по законам фонотактики данного языка
(звукосочетания бмола, пмола, гмола
не являются словами русского языка, поскольку в нем недопустимы сочетания бм, пм и гм перед гласными в начале слов); б)
грамматическую оформленность: слово всегда употребляется в речи в одной из
основных грамматических форм; в) единство звучания и значения (слов, лишенных
значений, не существует); г) слово употребляется в составе предложений как
воспроизводимая единица.
Подытоживая
сказанное, можно сформулировать следующее определение слова как основной
языковой единицы: слово – минимальная
воспроизводимая значащая единица языка, имеющая звуковую и грамматическую
оформленность, обладающая единством звучания и значения, позиционной и
синтаксической самостоятельностью.
Слово в
художественном произведении как бы двоится: оно имеет то же значение, что и в
общем литературном языке, а также добавочное, приращенное, связанное с
художественным миром, содержанием данного произведения. Поэтому в художественной
речи слова приобретают особое качество, некую глубину, начинают значить больше
того, что они значат в обычной речи, оставаясь внешне теми же словами. Так
происходит превращение обычного языка в художественный, таков, можно сказать,
механизм действия эстетической функции в художественном
произведении.
Попытки
выявить характер предложения, определить его специфику многочисленны. Причина
этого видится в том, что «слово и предложение... так или иначе опознаются всеми,
кто обладает даром речи, и являются для них действительными единицами языка,
несущими смысл. Таким образом, слово и предложение должны рассматриваться как
особые единицы, во-первых, потому, что они таковы в действительности, во-вторых,
потому, что в мировой культурной традиции от древности до наших дней они
считались единицами языка» [Степанов 1966: 97].
Первые
грамматические исследования в Европе относятся к античности. Синтаксические
теории древних греков в значительной степени зависели от философии, логики.
Считалось, что предложение представляет собой выражение логического суждения,
поэтому эти две категории отождествлялись. Отсюда и первое определение
предложения как соединения слов, «выражающих законченную мысль» [Античные
теории: 117]. Это определение прошло через
века и знакомо нам по нашей школьной грамматике. Поэтому его называют
традиционным. Поскольку логические формы мысли
одинаковы для всех людей, независимо от того, на каком языке они говорят,
традиционное определение представлялось также универсальным, т. е. применимым ко
всем языкам.
Традиционное
логическое определение предложения вряд ли следует считать неправильным, но оно
по мнению А.А. Реформатского непонятно, «так как здесь одно неизвестное
(предложение) определяется через другое неизвестное (законченная мысль), т. е. X
определен через Y, а значение Y не раскрыто» [Реформатский:
391-392]. Таким образом, логическое
определение предложения оказалось логически некорректным.
В середине
XIX в. логическое направление в языкознании было подвергнуто критике, особенно в
интерпретации предложения. К этому времени достигает определенного развития
психология, что нашло свое отражение и в подходе к анализу языковых явлений.
Язык стал пониматься как средство выражения психических процессов. Представители
нового – психологического – направления в языкознании показали, что логика и
грамматика не тождественны. Более того, «категории языка и логики несовместимы и
так же мало могут соотноситься друг с другом, как понятия круга и красного»
(цит. по [Звегинцев: 106]). Грамматика и логика не совпадают
«прежде всего потому, что образование языка и его употребление осуществляются не
с помощью строго логического мышления, а посредством естественного, не
вышколенного движения совокупности представлений» [Пауль: 57].
Действительно, строго говоря, логическое суждение всегда
или утверждает, или отрицает что-либо. Поэтому логические суждения соотносимы
лишь с определенными типами утвердительных и отрицательных предложений, таких
как Собака (есть) млекопитающее, Курить (есть) вредно
и т. п.
[Маслов: 233]. Что же касается большинства
реальных предложений, особенно вопросительных (Ты пойдешь на концерт?),
побудительных (Закрой форточку?),
так
называемых односоставных (Прохладно), то они никак не подходят под это
определение [Там же: 233]. Таким образом, содержание
реального предложения, по мнению представителей психологического направления, не
всегда исчерпывается логически правильно оформленной мыслью. Кроме того,
предложение может быть грамматически правильным, а логически – неправильным
(Вода –
это газ). Иначе говоря, между грамматической правильностью
предложения и логической правильностью мысли нет однозначного соответствия.
Поэтому предложение представляет собой психический акт либо соединения
определенных представлений в сознании говорящего, либо, наоборот, разложение
целого представления на составляющие его единичные представления и соотнесение
их друг с другом.
К концу XIX
в. был накоплен большой и весьма разнообразный языковой материал. Языковеды
убедились в том, что в разных языках предложения строятся по-разному. Оказалось,
что и логический, и психологический подходы к выявлению устройства предложения
недостаточно последовательны, поскольку в них не обращалось никакого внимания на
грамматическую форму предложений. Появилось новое – формальное – направление в
языкознании, представители которого пытались дать определение предложения исходя
из принципов его оформления, его структуры: «Предложение – это отрезок речи,
характеризующийся законченностью интонации» (Пешковский); «Предложение – это
отрезок речи, заключенный между двумя паузами» (Дельбрюк); «Предложение – это
смысловое и интонационное единство» (Петерсон); «Предложение – это элементарная
самостоятельная единица синтаксического уровня языкового строя, составными
компонентами которой являются словоформы или сочетания словоформ, выполняющих в
рамках структуры предложения синтаксическую роль словоформ» [Русская грамматика
1980: 667].
В результате
сложилось мнение, согласно которому отсутствие в лингвистике «единства в
определении предложения свидетельствует о том, что предложение является весьма
сложной единицей, которую трудно определить по какому-либо признаку» [Кочергина:
339]. В связи с этим предпринимаются
попытки выявить основные признаки
предложения.
К основным
или существенным признакам предложения относятся следующие: 1) целостность, 2)
синтаксическая завершенность, 3) грамматическая завершенность, 4) смысловая
законченность, 5) коммуникативная законченность, 6) коммуникативная
функциональность, 7) предикативность, 8) модальность, 9) интонационная
завершенность [Кочергина: 404-405; Гулыга: 5; Иофик: 61]. Совокупность перечисленных
признаков характеризует предложение.
Все
названные признаки объединены в комплексном определении предложения в
Академической грамматике-80: «Простое предложение – это такое высказывание,
которое образовано по специально предназначенной для этого структурной схеме,
обладает грамматическим значением предикативности и своей собственной
семантической структурой, обнаруживает эти значения в системе синтаксических
форм (в парадигме предложения) и в регулярных реализациях и имеет
коммуникативную задачу, в выражении которой всегда принимает участие интонация»
[Грамматика-80: 89-90]. Понимать набор этих признаков
можно по-разному. А различия в интерпретации термина предложение
обусловлены тем, что сам термин оказывается далеко не
однозначным: «одни лингвисты понимают предложение только как единицу языка
(Бернштейн), другие – как единицу речи (Ф. де Соссюр, А. Гардинер, А. И.
Смирницкий), наконец, третьи полагают, что термин предложение
служит
названием и единиц языка, и единиц речи (Т. П. Ломтев, П. С. Кузнецов)»
[Покусаенко, Скорлуповская:
113].
«Для современной синтаксической
науки характерно понимание под предложением двух языковых явлений – статической
структуры, члены которой всегда выполняют в ее составе одну и ту же неизменную
роль. Эта структура обладает комплексом синтаксических категорий лица, времени и
модальности, объединенных в понятии предикативности... С другой стороны,
предложение представляет собой минимальную коммуникативную единицу, тесно
связанную с ситуацией, отражающую коммуникативное задание, возникающее в
процессе речи» [Белошапкова: 8-9].
3.4.
Другие знаковые системы, входящие в язык в широком,
филологическом
смысле
Эсперанто.
Еще в 1887 году в Европе появился
новый международный язык. Его создателем стал врач-окулист из Варшавы Людвиг
Заменгоф. Свой учебник «интернациональный язык» он выпустил под псевдонимом
«доктор Эсперанто», т.е. «надеющийся». Вскоре псевдоним стал названием самого
языка.
Символические
языки. В
математике словесная запись постепенно была заменена записью формульной.
Формульные записи оказались очень удобными и в физике, химии, а также в логике.
Логические формулы придумал в прошлом веке английский учитель Джон Буль. Так
появилась наука символическая логика. И так появились искусственные
символические языки, которые, однако, не очень отличаются от естественных
языков.
Язык
программирования – формальная
знаковая система, предназначенная для
записи компьютерных программ. Он
определяет набор лексических, синтаксических и семантических правил,
используемых при составлении компьютерной программы. Он позволяет программисту
точно определить то, на какие события будет реагировать компьютер, как будут
храниться и передаваться данные, а также какие именно действия следует выполнять
над этими объектами при различных обстоятельствах.
Паралингвистика
(греч.
pará – «около») –
раздел языкознания, изучающий невербальные
(неязыковые) средства, передающие совместно с вербальными смысловую информацию в
составе речевого сообщения, а также совокупность таких средств.
«Параязык»
имеет отношение не к тому, что именно сказано, а к тому, как это сказано.
Наименее очевидным типом «параязыка» является молчание. С помощью молчания люди
способны передавать такие чувства, как презрение, враждебность, вызов и
строгость, но также уважение и доброе отношение.
Паралингвистические средства могут служить источником информации о
говорящем (или пишущем), поскольку зачастую отражают его социальные, возрастные
черты, особенности характера, а также включают этнолингвистическую
составляющую. Яркий пример того, как при помощи мимики, жестов, движений можно
угадывать чувственный мир человека, дает нам Сервантес. Герой его романа Дон
Кихот, отправляя с письмом к Дульцинее своего оруженосца, говорит ему: «Напряги
свою память, да не изгладится из нее, как моя госпожа тебя примет: изменится ли
в лице, пока ты будешь излагать ей мою просьбу; встревожится ли и смутится,
услышав мое имя... если же примет тебя стоя, то наблюдай, не будет ли
переступать с ноги на ногу... не повторит ли свой ответ дважды или трижды; не
превратится ли из ласковой в суровую или же, напротив того, из угрюмой в
приветливую; поднимет ли руку, чтобы поправить волосы, хотя бы они были у нее в
полном порядке; одним словом, сын мой, наблюдай за всеми действиями ее и
движениями, ибо если ты изложишь мне все в точности, то я угадаю, какие в
глубине души питает она ко мне чувства; должно тебе знать, Санчо, если ты этого
не знаешь, что действия и внешние движения влюбленных, когда речь идет об их
сердечных делах, являют собой самых верных гонцов, которые доставляют вести о
том, что происходит в тайниках их души».
Кинетические
средства
общения, к которым относятся жесты, входят в ту область, которой занимается
невербальная семиотика и основные разделы которой составляют паралингвистика
(наука о звуковых кодах невербальной коммуникации) и кинесика (наука о жестах и
жестовых движениях, жестовых процессах и жестовых системах). Под кинесикой в широком смысле понимают
науку о языке тела и его частей, а в более узком понимании кинесика – это учение
о жестах, прежде всего жестах рук. Кинесика изучает также мимические жесты,
жесты головы и ног, позы и знаковые телодвижения.
SMS-коммуникация.
К
искусственным языкам общения можно также отнести и SMS-коммуникацию. В переводе
с английского SMS (Short Message Service) означает «служба коротких сообщений».
SMS-общение – это разговор собеседников с помощью телефона в режиме реального
времени.
Сегодня это популярная технология с возможностью обмена информацией в
любом месте и в любое время при помощи сотовой связи. SMS- сообщения позволяют
передавать трудно воспринимаемую информацию (е- mail, почтовые адреса, номера
телефонов, имена и т.д.). Кроме того, SMS – удобное средство общения, когда
разговор не желателен. Информация передается в центр коротких сообщений,
хранится там, а затем ее доставляют
адресату.