Тема 1.2 Социально-психологическая модель СМИ

 

Понятие массово-коммуникационной деятельности личности необходимо свя­зано с понятием мотива творчества. Творчество как «одухотворенное действие» поднимает личность на качественно новый уровень. Ученый-гуманист Абрахам Маслоу неоднократно замечал по этому поводу, что только самоактуализирующи­еся креативные личности независимы, автономны и самонаправленны. Лишь они — хозяева реальности.

Способы осуществления действия можно определить как технологии. Терми­ны «действия» и «технологии» необходимо различать. Действия соотносительны целям, технологии — условиям, обстоятельствам, ситуативным элементам и т.д. Особенно наглядно это различие можно продемонстрировать на примере орудий­ных действий — допустим, что цель у журналиста остается одной и той же, но в одном случае он использует коммуникационную технику сегодняшнего дня, а в другом — десятилетней давности.

Субъект творчества (творческая личность) является основным элементом твор­ческого процесса. Современное понимание творчества как сущностной характеристи­ки человека достаточно полно выявляет характер совершающихся перемен в социаль­ном мире. Следовательно, творчество можно определить как форму саморазвития ин­дивида, развертывание его сущностных сил по меркам свободы, как приобщение к высшим смыслам бытия. Причем понимание высших смыслов бытия исторично.

 

Историко-философская, психологическая и социологическая традиция рассмот­рения творчества имеет давнюю традицию. Она возникает с рождением философ­ской рефлексии вообще. Так, в античном сознании творчество выступает в двух фор­мах: как божественное — акт рождения (творения) Космоса и как человеческое — искусство, ремесло. В Средневековье творчество уже видится как вызывание бытия из небытия посредством волевого акта божественной личности. Тем самым создает­ся предпосылка понимания творчества как создания чего-то небывалого, уникаль­ного и неповторимого. В эпоху Возрождения усиливается его антропологическое звучание: космическим по масштабам был сам шаг от культа религиозного начала — к культу гения как носителя творческого начала.

Завершенная концепция творчества создается в XVI11 веке Иммануилом Кан­том. Творческой деятельностью называется продуктивная способность воображения. Усиливается предметно-практическое, деятельностное видение творчества. Струк­тура творческого процесса признается важнейшим моментом структуры сознания. Фридрих В. Шеллинг акцентировал внимание на том, что творческая способность воображения — есть единство сознательной и бессознательной деятельности.

Наконец, хронологически более близкая нам диалектико-материалистическая традиция в понимании творчества нашла свое воплощение у Карла Маркса: твор­чество — это деятельность человека, созидающего самого себя в ходе истории. Эти мотивы усиливаются у эмпириков (Д. Дьюи, Дж. Мид), для которых творчество выступает как интеллектуально выраженная форма социальной деятельности. Так, к примеру, для Дьюи творчество — это сообразительность ума, поставленного пе­ред жесткой необходимостью решения определенной задачи и выхода из опасной ситуации. Мид, будучи прагматиком, делал акцент на творческое взаимодействие и самореализацию индивида в различных социальных группах.

Наш соотечественник Федор Степун рассматривал жизнь и творчество как два полярно противоположных, борющихся в человеке начала20. Жизнь — пережива­ния, ощущения, внутренний опыт. Творчество — формальное и статичное объеди­нение продуктов духа: предметных ценностей (культуры) и «ценностей состояния» (личности, судьбы, любви, смерти и т. п.). В своей теории организации творческой деятельности он исходил из трех основных постулатов. Во-первых, что исходом вся­кого творческого акта, как стремящегося быть выражением невыразимого — жизни, является крушение. Во-вторых, что начало творчества — в самой природе человека. И, наконец, в-третьих, что неизбежность крушения заключена в природе творчества. В зависимости от соотношения в индивиде начал жизни и творчества Степун выде­лял и описывал три основных душевных уклада или типа мировоззрений: «мещан­ский», «мистический» и «артистический».

Вместе с тем сегодня понятие «творческая личность», на наш взгляд, все же не имеет достаточного философского или даже вполне «прикладного» обоснования. В качестве «рабочей» можно принять следующую трактовку:

 

«Это личность, для которой творчество становится важнейшим регулятивом, смысложизненной ценностью, способом мироовладения и миро­восприятия. Руководствуясь в своей деятельности сознательно-волевыми ориентирами и гарантированной степенью полезности, творческая лич­ность в процессе творчества транслирует свое "Я" в мир, способствуя совершенствованию бытия, дает его новые измерения»21.

 

В общеметодологическом смысле творчество представляет деятельность, порождающую нечто качественно новое, никогда ранее не бывшее. Поскольку деятельность осуществляется во многих сферах, то и творчество, соответственно, многолико: научное, производственно-техническое, художественное, публицистическое, а также, к примеру, устное народное творчество и т. д., и т. п. Словами философа Дераба Мамардашвили сфокусируем исследуемую нами проблему: «человек — это прежде всего постоянное усилие стать человеком, это не естественное состояние, а состояние, которое творится непрерывно»22.

Но самореализоваться человек может лишь в пространстве языка, в том числе транслируемого СМИ, и его свободы. Следовательно, специфика рассмотрения зависит от признания той или иной парадигмы: общей — творчество как усиление себя, или частной — творчество как создание, допустим, массово-коммуникационных или каких-то других текстов.

Как бы суммируя все вышесказанное, можно привести точку зрения английского мыслителя Арнолда Дж. Тойнби: благодаря внутреннему развитию личности человек обретает возможность совершенствовать творческие акты, что и обуславливает рост общества. Творческая личность стремится преобразить других. Внутренняя необходимость этого процесса заключается в тождестве Жизни и Действия (нельзя же в самом деле считаться самим собой, не выразив свою сущность в действии). Внешней необходимостью является то, что поле действия человека накладывается m поля других, взаимодействуя с ними. Под воздействием же внешнего давления человек поднимается к вершинам Творчества. Однако творческой, неординарной личности нужны и соответствующие внешние условия, в первую очередь, соци­альные, для полной самореализации. Иначе, «усилия преображенной личности — повлиять на собратьев — неизбежно столкнутся с сопротивлением... их инерции, которая стремится... оставить все без изменений»23.

 

 

Массово-коммуникативное творчество как вид деятельности имеет мотивы, дели, функции и результаты.

Можно, к примеру, условно выделить три основных его мотива и характеризо­вать их следующим образом.

1. Потребность выразить в слове всякое явление жизни и связанная с этим потребность выразить самого себя.

Все люди по своей природе разговорчивы, они разговаривают о работе, полити­се, друзьях, любимых, досуге и многом другом. Говорят и о себе, потому что хотят

«выбраться» из самих себя, разобраться в себе, «разорвать» хотя бы на миг путы лишь индивидуального существования, избавиться от одиночества. Многие доверяются друзьям, некоторые — психотерапевтам.

И лишь единицы избирают иной путь: поверяют свои мысли, чувства бумаге или еще более широкой аудитории телезрителей, радиослушателей, помогая тем самым раскрыться себе и тем, кто читает, смотрит, слушает их произведения. Ауди­тория узнает в героях журналистских произведений себя, свои проблемы и ищет выход из каких-то трудных жизненных ситуаций с помощью СМИ.

Иногда нужны очень сильные потрясения, мучительные или радостные, чтобы вызвать слова откровений. Примером этому может служить, к примеру, военная и после­военная публицистика советской поры или журналистские произведения, посвящен­ные каким-то трагическим ситуациям — землетрясениям, наводнениям, нападениям террористов, наподобие тех, что случились в Беслане. Журналист, владеющий даром слова, воплощает всеобщее стремление выразить свой мир и себя, и в этом он подчиня­ется природному импульсу человеческой натуры, а вместе с тем становится выразите­лем тех людей, кто не умеет и не может высказаться. У такого человека склонность к самовыражению обретает особую силу, кажется, что она является необходимым прило­жением к его жизни и как бы усиливает ее. Стремление увековечить явление в какой-то миг может быть увенчано небывалым творческим триумфом: автором создаются некие новые массово-коммуникационные ценности.

В XVIII-XIX веках в публицистике и особенно в литературе творчество долж­но было в какой-то мере компенсировать незнатное происхождение личности ав­тора, удары судьбы, материальную необеспеченность. Им нередко создавался не­кий вымышленный мир, так как реальный часто превращал человека в существо разочарованное. В своих произведениях он как бы наделял себя идеальными каче­ствами, создавал другую жизнь, такую, которую ему хотелось бы прожить. Это близ­ко к функции компенсации.

Здесь же следует упомянуть и о таких мотивах творческой деятельности, в том числе и в массово-коммуникационной сфере, как мода на журналистику (ветераны вспоминают, что после фильма Сергея Герасимова «Журналист» на журфаки бук­вально «ломанулись» за «красивой жизнью» тысячи молодых людей). Или такой мотив, как коммерческий интерес, жажда власти. До сих пор в среде людей, далеких от журналистики, бытует мнение, что здесь можно получать огромные деньги «ни за что»: «пописывая», «болтая языком», переходя с презентации на презентацию, с фур­шета на фуршет». Словом, некоторые люди видят в данном виде творчества путь к «вершине», возможно потому, что им он кажется наиболее легким.

Тот, кто хоть раз испытал состояние творческого подъема, пытается снова vснова испытать это чувство. Многие журналисты и исследователи творчества на­зывают это состояние прозрением, вдохновением. Вдохновение выражало уверен­ность, как мы уже отмечали, в божественном происхождении искусства слова обросло собственной мифологией. В качестве неподдающегося определению со стояние духа в словаре греков оно соседствовало со словами «экстаз», «энтузиазм» который первоначально обозначал состояние человека, «преисполненного Богом»

 

Не случайно, что многие поклонники самой «творческой идеи» стремились изобразить деятельность по ее словесной реализации не как труд, а как озарение, дар избранных, нисходящий помимо их воли. Мотивы творчества, на наш взгляд, складываются:

•    из изживания с помощью творчества часто даже не осознаваемых влечений и желаний;

•    с помощью творчества и таким образом происходит процесс самопознания личности. Человек познает себя и мир в действии, а действие для него — это творчество;

•    в творчестве познается мир. Чем больше узнает человек, тем больше он хо­чет узнать и старается это сделать. Отсюда появление новых работ;

•    эстетические чувства рождают эстетические потребности. Эстетические чувства можно реализовать через эстетические потребности, потребности в творчестве.

Среди функций творчества следует назвать следующие.

1. Познавательная функция. С точки зрения деятельности, связанной с познанием и отражением природы общества, творческий человек отражает объективный мир через свой субъективный.

2. Художественно-образная. Творческое произведение имеет идейное содержание, но в отличии от научного трактата оно выражено в конкретно-образной форме. Особая сила художественного воображения публициста заключается прежде его в том, чтобы представить аудитории новую ситуацию не путем нарушения, а in условии сохранения основных требований жизненной реальности. А задача подобного произведения, созданного творческим человеком, — показать то, что видит автор, с такой пластичностью, чтобы это увидели другие.

3. Творческая деятельность как выражение и коммуникация эмоций. Ситуации, герои, образы, субъективно отобранные и представленные журналистом аудитории, являются предпосылкой, стимулом и обоснованием деятельности для какого-то социума или общества в целом. Стимулируя к действию, к примеру мечта, выступающая целью одного человека, или какое-то нестандартное действие могут опосредовано стать мечтой или потенциальными поступками других людей. Опосредовано — значит благодаря средствам массовой информации. Следовательно, созерцая мир СМИ, люди в своей реальной жизни предпринимают действия, которые продиктованы новыми целями, отраженными в этом новом для них мире.

 Итак, мы убедились, что массово-коммуникационную деятельность нельзя свести лишь к сумме индивидуальных деятельностей по производству и потреблению продукции средств массовой информации.

Это отнюдь не очевидно, как кажется на первый взгляд. Ведь в течение многих г теоретики журналистики нередко тем и занимались, что «суммировали» качества текстов, способных наиболее эффективно донести до аудитории определен-[м образом акцентированное содержание. Причем чаще всего рассматривался

некий идеальный, мы его еще называем «вакуумный», вариант взаимодействия СМИ и аудитории или отдельной личности: то есть когда те или иные газеты чаще всего рассматривались для них в качестве единственного источника информации, а сама аудитория выступала как некая абсолютно некритичная масса, изначально запрограммированная на восприятие текстов.

Сегодня, как показывает практика, при анализе взаимоотношений журналиста и аудитории СМИ необходимо учитывать, наряду с очевидными психологически­ми факторами, влияющими на характер восприятия журналистских произведений, и ряд скрытых. Назовем, к примеру, уровни (программы) психической деятельно­сти. Первая программа, генетическая, как отмечают специалисты, «записана» в со­ответствующих мозговых образованиях ребенка уже к моменту рождения. От это­го генотипа среди прочего будут зависеть способности, задатки и возможности лич­ности, но также и наследственные болезни, если они переданы генетически. Задатки, влияющие на психическую деятельность, касаются почти всех ее сфер, но особенно ярко проявляются в эмоциональном реагировании, от них зависят темперамент и характер.

Вторая программа формируется на основании обобщения субъективного, ус­военного в процессе жизнедеятельности, опыта индивида, особенно полученного до двух-трехлетнего возраста. Формирование продолжается и в дальнейшем, но уже на основании заложенного ядра личности и в более ограниченном виде. Эта программа является субъективно-подсознательной основой личности. Как отме­чают психологи, связанные с этой основой личности оценки и модели поведения развиваются также в результате различных психологических комплексов, гнездя­щихся в подсознании. Все это формирует внутренние системы устремлений, уста­новок, привычек, влечений, амбиций, характеризующих данную личность и воз­действующих на принятие субъектом решений и в целом на его поведение.

Наконец, третья программа психической деятельности представляет собой толь­ко часть осознаваемой психики. А одной из главных ее составляющих частей явля­ется сознание как необходимое условие для развертывания других частей. Сорат­ник Дарвина Т. Г. Гексли писал в отношении сознания, что никто не знает, что это такое, но все видят, когда оно нарушается. Осознаваемая психика, в отличие от ин­туитивной, доступна для анализа. Ее можно, к примеру при взаимодействии лично­сти со СМИ, как-то прогнозировать, моделировать, в конце концов, манипулировать ею. Ведь процесс осознавания информации — это и есть формирование сознания. Но нужно учитывать тот факт, что «в сознание вводится как часть непосредственно воспринимаемой извне, так и поступающей из памяти, а также из подсознания инфор­мации. В свою очередь, сознание находится в зависимости от эмоционального состоя­ния, конкретной ситуации, мотивационных влияний, отложенных проблем и т. д. К этому надо добавить еще сознательную постановку задач, осуществляемую выс­шими отделами личности».

Вышеизложенное, как нам кажется, дает основание тому, чтобы мы вслед за Эрихом Фроммом воспользовались термином «адаптация» (приспосабливание) для формулирования ключевой проблемы, связанной, в частности, с проблемой орга­низации диалоговых отношений с аудиторией СМИ. Ведь особого рода психоло­гическая связанность соединяет индивида не только с внешним миром, но и со сред­ствами массовой информации, отражающими социальную практику. Безусловно, только с теми СМИ, с которыми он имеет хоть какой-то контакт.

Фромм выделял адаптацию личности к внешним условиям статическую и дина­мическую26. Возможно ли наблюдать аналогичное в сфере общения человека с про­дукцией средств массовой информации? Считаем, что да. Пример статической адап­тации: газета сменила формат, шрифты, перешла на компьютерный набор, стала вы­ходить как многоцветная и т. д. Думается, все это не очень повлияет на изменение характера индивидуума регулярно ее читающего. Человек не изменился как личность. Как и в тех случаях, если будет телепрограммы смотреть не по черно-белому, а по цветному телевизору, радио слушать в стерео-варианте. Чтобы не создалось впечат­ление, что статическая адаптация предполагает только чисто технические усовер­шенствования СМИ и всего, что с ними связано, приведем пример другого порядка: относительно безболезненный переход в 90-е годы от журналистики «вещающей» к журналистике «сообщающей», то есть отказ от ее моноидеологичности.

Динамическая адаптация личности к продукции СМИ — более сложное психоло­гическое явление. Кардинально меняются, например, тематика, содержание массо­во-коммуникативных текстов, или другими становятся ориентиры их векторов, гра­дация систем координат: «добро-зло», «хорошее-плохое», «важное-второстепенное», и т. д. В силу каких-либо обстоятельств внешнего порядка человек или какая-то со­циальная группа вынуждены принять их. Но при этом вглубь сознания загоняются различного рода комплексы. Они были описаны Зигмундом Фрейдом как состояния психики, возникающие в тех случаях, когда нельзя реализовать свои желания, амби­ции. Вытесненные субъектом в подсознание, они оттуда беспокоят его и направляют поведение для их удовлетворения, а при невозможности этого невротируют человека.

Фрейд описал комплексы неудовлетворенной сексуальности, его ученик А. Ад­лер — комплекс неполноценности. Комплекс самоутверждения и жажды власти носит имя Наполеона. Существуют и другие комплексы, например способствую­щие развитию застенчивости, неуверенности в себе или, наоборот, самовлюблен­ности, любования собой (нарциссизм). Психотерапевты опытным путем доказали, что, как правило, наличие определенного комплекса сопровождается внутренней потребностью не только компенсации, но и гиперкомпенсации, то есть компенса­ции с «избытком».

Проведенные автором опросы журналистов, материалы коллег-социологов27, как нам кажется, позволяют выделить и описать некоторые составные части дина­мической адаптации личности к сегодняшним средствам массовой информации. 

Первый вариант, назовем его «идеальным»: человек, какая-то группа (социум в целом) однозначно и осознанно принимают динамические изменения средств мас­совой информации. Возможен ли он на практике? Возможен. И прежде всего для поколения, которое вырастет и повзрослеет одновременно с этими СМИ. Возможен для индивидуумов, которые ждали перемен, готовы были к ним психологически и интеллектуально.

Второй вариант динамической адаптации к СМИ характеризуется нарушени­ем привычных связей, дававших человеку уверенность в жизнедеятельности. При­чем акцентируем внимание на том, что, как и при первом варианте адаптации, все сказанное в равной степени относится как к аудитории средств массовой информа­ции, так и к самим журналистам.

В ситуации, когда эти связи со СМИ, нарушены, возможно либо их возобновле­ние, с учетом происшедших качественных изменений, что требует огромной интел­лектуальной работы по переосмыслению происшедшего, поиску новых ориентиров, либо отказ от индивидуальности, то, что Фромм называл «бегством от свободы». Именно в этих терминах, на наш взгляд, должны исследоваться культурологами, психологами причины «созерцательного» порой отношения людей к сегодняшним СМИ, а также причины, по которым многие известные журналисты, серьезные про­фессионалы так и не смогли приспособиться к деятельности в новых условиях. 

Говоря о психологии творчества, организации диалоговых отношений журна­листа и представителей аудитории, мы до сих пор не акцентировали внимание на аксиологических проблемах массово-коммуникационной деятельности. А ради чего, собственно говоря, индивидуум обращается к средствам массовой информации как форме самореализации, и какое место занимают они в выработанной им системе приоритетов и ценностей? Только ли своеобразные биологические, психологичес­кие, социальные «инстинкты» толкают его к этому, только ли желание как-то «ма­териализовать» определенную идеологию?

Фридрих Ницше однажды заметил: «Ты называешь себя свободным. Свобод­ным от чего, или свободным для чего?» В данном контексте, как нам кажется, мож­но поразмышлять о диалектическом единстве понятий «творчество» и «свобода».

В мире реальном, а не иллюзорном, каким было общество «строителей комму­низма», высшей ценностью является то, о чем люди мечтают и спорят тысячелети­ями, что является самым трудным для человеческого понимания — свобода. С фи­лософской точки зрения можно говорить о том, что есть «свобода от» — свобода от какого бы то ни было внешнего угнетения и принуждения и «свобода для» — внут­ренняя свобода человека для его самореализации.

Внутренне свободный человек может быть независимым, свободным от «масси-фицированного», «усредненного» сознания толпы, от стереотипов мышления, сво­бодным от зависти, корысти, от собственных агрессивных устремлений. Из внутрен­не свободных людей складывается социум, общество. По-настоящему демократичес­кое общество свободно от пут агрессивной моноидеологии, не дающей возможности развиваться по естественным законам экономике, политике, науке, искусству.

 

 «От чего не свободен свободный человек? — задаются вопросом авторы извес­тного педагогического манифеста. — От совести... Совесть — то общее, что есть в каждом отдельно. Совесть — то, что соединяет людей»28. «Знания, интересы, мо­раль, — дополняют их этико-философские размышления А. Н. Яковлева, — вот три кита, на которых держится мировое общественное сознание, а тем самым и челове­ческое поведение. Кто впереди, кто по бокам в этой тройке — интересов, знаний и нравственности? Поставим коренником знания — рискуем оказаться в мире отре­шенности от жизни, в мире задогматизированного, фанатического сознания — даже наука рождает подчас фанатизм, а она не единственная форма добывания знания. Поставим во главу угла интересы — рискуем одичанием, озверением, катастрофой — духовной и материальной. Пропитаем интересы и знания нравственностью — полу­чим отличную упряжку для путешествия по лабиринтам жизни, по трудным доро­гам к гуманизму»29.

В творчестве проявляются сущностные характеристики личности, следователь­но, хоть в чем-то перекрыть этот процесс, значит, вызвать «болезнь» как на уровне отдельного индивида, так и на уровне социума, общества в целом. Что, собственно говоря, и является первопричиной многих конфликтов, возникающих в журналист­ской среде и широко известных сегодня многим (уход из редакций «Комсомольской правды», «Коммерсанта», «Независимой газеты», других изданий группы ведущих журналистов, создание, наряду с «Известиями», газеты «Новые известия», конф­ликт на НТВ и так далее, ведь подобные примеры, в том числе и из жизни регио­нальных СМИ, каждый может привести сам).

Можем предположить, что первопричиной творческих или психологических конфликтов в данных случаях были не абстрактные межличностные взаимоотно­шения руководителей и подчиненных, а конкретные случаи внутримедийной цен­зуры. Любые ограничения на творческое самовыражение порождают у любой лич­ности, а у творческой — в первую очередь, определенного рода внутренние колли­зии. Попробуем сформулировать их. Для упрощения — человека, профессионально связанного со средствами массовой информации, мы далее будем называть «жур­налист», представителей аудитории, которые вдумчиво и, что очень важно для нас, избирательно потребляют продукцию СМИ, — «творческая личность».

Ситуация первая. Журналист по каким-либо причинам внутреннего характе­ра не имеет возможности реализовать с помощью СМИ свой потенциал (то есть, те изменения, которых он достиг внутри себя с помощью творческого самосовершен­ствования). В этом случае творческий порыв становится разрушительным для лич­ности, ибо выход из своего «поля действия» (термин А. Тойнби) связан с утратой силы действия и волевых установок на самореализацию.

Осмысление данной ситуации, социального явления в целом позволяет, как нам кажется, найти ответ на вопрос о причинах возникновения негативных явлений в журналистской среде (диапазон их достаточно широк: от творческого и бытового конформизма — до пьянства и наркомании). «Когда накладываются ограничения на реализацию нашей творческости, мы заболеваем, становимся напряженными, тупеем. Часто люди начинают прибегать к наркотикам и алкоголю, чтобы прорвать­ся к своей творческости сквозь ограничения и построенные запреты с тем, чтобы войти в измененное состояние сознания. Мы любим наши «высокие» состояния, но... наркотики и алкоголь становятся тем способом, которым мы вновь входим в соприкосновение с нашей творческостью, но при этом разрушаем себя»30.

Любопытен сравнительный анализ. Результаты проведенного нами социоло­гического опроса журналистов семи областей и республик России31, свидетельство­вали о том, что каждый четвертый из них либо уже менял неоднократно, либо соби­рался сменить место работы по причинам творческой самонеудовлетворенности. Из числа наиболее часто называемых в открытой части анкеты и при устном ин­тервьюировании можно было выделить по убывающей следующие мотивы:

•    «отсутствие возможности готовить к печати материалы лишь на интересу­ющие тебя темы и в необходимых тебе как автору объемах»;

•    «отсутствие в данном издании материальных условий для полной творчес­кой самореализации (плохая типографская база, отсутствие оргтехники, редкая периодичность издания, мизерный гонорарный фонд и т. д.)»;

•    «отсутствие перспектив творческого роста»;

•    «отсутствие достойной оплаты творческого труда»;

•    «микроклимат коллектива, не способствующий плодотворной работе»;

•    «не сложившиеся отношения с кем-либо из руководителей издания»;

•    «плохие бытовые условия» и т. д.

Аналогичный опрос, проведенный в девяностые годы примерно на том же количе­ственном массиве12, выявил, что первостепенное значение при реальном или потенци­альном увольнении журналиста имеет следующий мотив:

•    «Неудовлетворенность условиями оплаты труда как в данном средстве мас­совой информации, так и в целом в журналистке».

Каждый пятый из опрошенных ответил, что, помимо журналистики, занят еще в какой-либо сфере деятельности. Однако реально менять место работы собира­лись лишь каждый двадцатый из них.

•    Следующий по числу указанных мотивов — «не сложившиеся отношения с руководством».

•    На третьем месте — причины «семейно-бытового характера».

 

Примечательно, что мотивы сугубо творческой неудовлетворенности вообще упоминались лишь третью опрошенных.

Означает ли это, что у журналистов появилась возможность избегать, «обходить» какие бы то ни было препятствия на пути творческой самореализации? Думаю, что нет. Во-первых, как показывает практика, связано это чаще всего с общей тенденци­ей перехода от журналистики «персоналий» — к журналистике «коллективов», ког­да сутью деятельности большинства членов редакционного коллектива становится лишь получение и обработка информации. Во-вторых, заметно снизился уровень требований к качеству журналистских материалов. К примеру, контент-анализ че­тырех ведущих изданий Свердловской области, проведенный автором, показал, что в их жанровой палитре в течение месяца, а зачастую и большего времени отсутство­вали очерк, фельетон, весьма унифицированным был язык интервью и репортажей, корреспонденции и расширенных информационных заметок. Что касается проблем­ных материалов, то 90 % их авторов не выходили даже на второй круг обобщения. 

 

Ситуация вторая. Журналисту дается возможность с помощью СМИ прак­тически полностью реализовать свой творческий потенциал, воздействуя на соци­альное окружение и устанавливая взаимоотношения, вполне гармонизирующие с его внутренним миром. Но это не означает, что журналист автоматически добива­ется гипотетически желаемого результата. В данном случае возникают помехи двух видов.

Во-первых, если продукты его творческой деятельности имеют качественно иную форму, содержание, язык и т. д., чем общепринятые, то аудитории приходит­ся какой-то период проходить весьма болезненный процесс приспособления к ним. Не исключено, что вначале, а может быть и вообще в обозримом будущем, они будут отторгаться не только безликой аудиторией, но и творческими личностями, внут­ренний мир которых во многом идентичен внутреннему миру журналиста. И имен­но это будет самым болезненным ударом для творца. Хотя Анри Бергсон, как нам кажется, в том числе и по этому поводу отмечал, что природа художественного (чи­тай — публицистического) творчества такова, что произведения, даже просто шо­кировав публику, имеют своим последствием преобразование общественного вку­са. С этой точки зрения продукт творчества обладает как силой, так и целью33.

Во-вторых, процесс творческой самореализации журналиста впрямую связан с процессом приспособления и самого журналиста к новым, постоянно меняющим­ся в прогрессивно развивающемся обществе социальным условиям. И здесь иссле­дователям богатый материал для размышлений дает недавний период бурных со­циально-политических перемен, названный перестройкой.

В контексте вышеизложенного мы рассматриваем два уровня профессиональ­ного самосовершенствования журналистов, «усиления себя». Первый из них свя­зан с сознанием выдвигаемых временем новых статусных потребностей, второй — с формированием индивидуального творческого метода, а значит с ростом профес-

сионального самосознания, или, как еще говорят, диалога личности со своим опы­том — как прежним, так и вновь формирующимся. Первый уровень в большей сте­пени реализуется на практике через нормативные теории, прежде всего через тео­рию свободы прессы. Второй уровень профессионального самосовершенствования связан с преодолением стереотипов, ломкой профессиональных штампов, овладе­нием новым опытом и выходом на новый уровень мастерства.

В свое время автору уже приходилось подробно анализировать проблему прояв­ления специфичности журналистского мышления34. Но основе социологических ис­следований можно было, к примеру, говорить о том, что в последние годы у людей нашей профессии в большей степени, чем у других, стал утверждаться реалистичес­кий, деловой, активный стиль мышления, ибо журналист, как никто другой, взаимо­связан в своей повседневной деятельности с процессами, происходящими в обществе. В силу этой специфики есть все основания говорить о высокой мобильности журнали­стского мышления, подвижности умственной ориентировки пишущего, снимающего.

Мышление, как известно, есть, прежде всего, способность рассуждать, уметь делать на основе исходных посылок умозаключения.

Для журналиста очень важно уметь не ограничиваться лишь пределами инфор­мации. В этой связи принципиальное значение имеет преодоление различного рода «помех», «препятствий», так или иначе влияющих на конечный результат журна­листской деятельности. Характерно признание ведущего некогда очень популяр­ной телепередачи «До и после...» известного журналиста Владимира Молчанова: «С моей точки зрения, я свободен до сих пор лишь на 10-15 %. Ибо я выходец из брежневской школы журналистики — у меня цензор в крови, в сердце, в почках, — и это очень трудно очистить»35. Несколько иной характер «препятствий» выделил другой известный мастер — Ярослав Голованов: «Мне кажется, многие наши жур­налисты, когда пишут, думают не о читателе, а о редакторе. Смотрят на написанное его глазами. Но и редактор не думает о читателе. Он читает зачастую глазами тех, кто ему может потом позвонить и причинить разные неприятности...».

Как видим особенно актуальными эти слова стали сегодня, на рубеже веков, когда политические (идеологические) интересы СМИ и тех, кто за ними стоит, оказались тесно переплетенными с экономическими интересами. Но только ли этим определяет­ся творческая палитра масс-медиа? Ведь у журналиста и его читателя, радиослушате­ля, телезрителя — словом, представителя любого из социумов, могут возникать кри­зисные жизненные ситуации, обусловленные сугубо творческими причинами.

 

Сайт создан по технологии «Конструктор сайтов e-Publish»